Некоторые темы занятий/мастер-классов со студентами и студийцами

Естественно при подготовке студентов большое внимание уделяется тому, что Станиславский называл «элементами внутреннего сценического самочувствия». Это воображение, внимание, магическое «если бы», эмоциональная память и др.

Поэтому начальные занятия посвящены элементам внутреннего сценического самочувствия, это упражнения на беспредметные действия, упражнения на животных, импровизацию, оправдание поз, упражнения на оправданное молчание и другие, когда студент научается обязательному конфликтному существованию на сцене. У студентов развивается творческое воображение, включается эмоциональная память.

После овладения студентами азами актерского мастерства, встает вопрос овладения опытом пребывания в роли на сцене, нахождения не просто внешнего рисунка роли, но и приведение в соответствие внутренней и внешней жизни, да еще и при необходимости выполнения порой невероятных требований режиссера.

Для подобной практики проводятся занятия со студентами:

- упражнения на нахождение точного жанра и его передачи на сцене. Особенное внимание здесь уделено приведению точной психологической внутренней жизни в соответствие с жанром спектакля, особенно такими яркими его видами, как шутовская комедия, или трагифарс, или мюзикл, мелодрама и др. Студенты понимают на занятиях, что актерская игра в том или ином жанре – это не значит выбрасывание внутренней психологической правды жизни роли и использование неких присущих тому или иному жанру штампов или манер исполнения, а именно точное следование психологическому рисунку внутри и точное направление зрительского внимания туда, куда необходимо режиссеру и актерам, да еще и способность подарить зрителю именно то отношение к персонажу, которое требуется по задаче спектакля.
Занятия проводятся на примере известных историй или пьес, таких как история о Тиле Уленшпигеле, или сцена Дорины в «Тартюфе» Мольера, или маски дел-арте в «Принцессе Турандот» Карло Гоцци или монолог Натальи из «Месяца в деревне» И.Тургенева.
Возможен переход упражнений на жанр откровенного комического преувеличения при одновременном полном внутреннем оправдании персонажей, с прямым обращением к зрителям.
Работа над пьесой Проспера Мериме «Женщина – Дьявол, или Искушение Святого Антонио».

- упражнения на безумие, пограничное состояние психики персонажа.
Когда приходишь со студентами к выпуску дипломного спектакля и радуешься умению студентов работать над ролью в уже освоенных ими и понятных предлагаемых обстоятельствах пьесы, видишь степень реальной правды жизни персонажей в их игре, то невольно задаешься вопросом, а какой следующий этап должны пройти студенты, какова следующая ступень актерской психотехники. И тут на память приходят такие эпизоды с героями великих пьес, как монолог к буре Короля Лира, или монолог Раневской при приезде домой при виде ее родного Вишневого сада, когда она видит тень ее матери вдалеке… Это сцены некоего «безумия» персонажей.
Обычно, когда предлагаешь студентам сыграть безумие персонажа, получаешь пучение глаз, отсутствие какой-либо логики, то есть обратное тому, что он все время искал в любой роли. Данные упражнения строятся на понимании пограничных состояний психики, как логичных «нелогичных» поступков в понятных предлагаемых обстоятельствах. Эти упражнения помогают впоследствии актерам играть так, что зрители поражаются находчивости и неожиданности игры актера.

- упражнения на работу с телом и пространством, переход к спектаклю в жанре пластического спектакля.
Упражнения на работу с пространством и музыкой, как сценическими партнерами по сцене. Музыка может становиться частью пространства, с которым интересно продуктивно работать. Постепенно актер научается работать с пространством, как с одним из партнеров на сцене. Это дает не только интересное пластическое существование драматического актера в пластическом спектакле, но позволяет создавать драматические спектакли, в которых пластические сцены являются продолжением драматической жизни персонажей.
Работа над повестью Льва Толстого «Холстомер. История лошади».
Работа над отрывками и пластическими сценами с музыкой, написанной для пластического спектакля «Притча о Любви Дарованной» по поэме восточного узбекского поэта Алишера Навои «Язык птиц». Это история о любви мусульманского шейха к римской красавице-христианке. Поэма написана 500 лет назад, однако и сегодня звучит современно и актуально.
Еще один вариант – работа над пластическим шоу-спектаклем, направленным против наркомании, в жанре прогрессивного рока – «Содом и Гоморра – XXI».
Вариант сценического существования в полной зависимости от музыки, как главного партнера на сцене – упражнения на тему и разработка пластического спектакля «Девочка со спичками» по Г.-Х.Андерсену.

- упражнения и работа над текстами из Чехова или Тургенева с особенным ощущением актерской задачи, когда целью является некое создание, устраивание более наполненной и желанной жизни, чем та, которая окружает персонажи. Не зря именно Чехова называют «отцом» театра абсурда.
Работа над самой знаменитой пьесой Ивана Тургенева «Месяц в деревне».
Упражнения на темы из пьес Мольера «Тартюф», или Карло Гоцци «Принцесса Турандот», или «Вишневый сад» А.Чехова (1 картина второго акта).

- упражнения и этюды на существование на сцене в качестве «людей от театра», которые как бы здесь и сейчас создают реальную жизнь на сцене с участием реальных персонажей. Интересное взаимное существование в двух временных ипостасях ради достижения определенного сильного эффекта присутствия зрителя в пронзительно звучащей истории, которая в итоге реально потрясает зрителя, приводя его к реальному ощущению катарсиса.
Упражнения на тему современной пьесы “Хэппи Энд” по пьесе современного израильского драматурга Идо Нетаньяху.

- упражнения и работа над интересным синтетическим вариантом звучащего слова на русском языке, но с ярким восточным, азиатским колоритом его произнесения и действенного существования на сцене. Это эдакий симбиоз очень восточного создания, рождения на сцене актерами удивительно насыщенной жизни путем слов, жестов и музыки.
Работа над поэтическими произведениями поэта Тимура Зульфикарова «Вечная плясунья Шарора», «Созвездие Омара Хайяма».

- упражнения на удерживание актером нескольких активных задач на сцене, наслаивающихся одна на другую, но не противоречащих друг другу, на примере работы над пьесой Мольера «Лекарь поневоле». Как говорит известный московский режиссер Марк Захаров: «Задач у актера должно быть много, желательно по количеству извилин».
Здесь также возможны этюды и упражнения на элементы психодрамы, особенно на тему клептомании и других психических влечений, с возможными включениями некоторых сцен из «Марат/Сада» П.Вэйса.

- упражнения на архетипы. Возможно использование в упражнении обстоятельств Эдипа, или пьесы Мериме «Женщина-Дьявол» (архетип Анимы). Актер, особенно студент, должен идти в своем овладении ролью, конечно же, от себя, от своей органики. Но, как говорил Станиславский, «надо идти от себя, но как можно дальше!» В каждом человеке, по К.Г.Юнгу, живут архетипы, как поведенческие инстинкты, живущие во всем человечестве. Актер – это тот человек, который не просто может дать своим внутренним архетипам возможность жить, но и сделать это произведением искусства. Упражнения, когда целью становится поймать этот момент, что через тебя, твое тело и душу, начинает работать неведомое даже тебе самому, огромное. А ты всего лишь искренне взял на себя предлагаемые обстоятельства пьесы и начал от себя работать. Но это требует именно актерских внутренних энергетических затрат.

 

Из бесед и обращений к актерам театра на репетициях, студийцам Школы-Студии на занятиях.

Мысли по поводу восстанавливаемого спектакля «Содом и Гоморра – XXI» и того, что хочется сказать актерам:

Все мы знаем, что артистам на сцене очень нужно знать задачи, действие, отношения с пространством и партнерами и т.д.
Я понимаю этот стыд, когда выходишь на сцену и внутренне врешь!
Но этого же должно быть актеру мало!!!
Почему артисты убеждены, что сделав роль, зная внутри все задачи, обстоятельства, манки и т.п., можно спокойно относиться к спектаклям. Я имею в виду, уже идущим в репертуаре.

Бог создал мир, Вселенную… Я где-то прочел, что художник стремится достичь и создать малейшую деталь той гармонии, которую создал Бог! Причем художник создает каждый раз МИР! И не просто правдивый, живущий по своим внутренним законам. Но с каким-то прорывом к непознаваемой Гармонии. Ведь Божье Творение до конца осознать невозможно.
А нам кажется, что мы своим внутренним ходом все выстроили, правду сотворили, и уже в силу таланта, или настроения, можем или лучше, объемнее, или хуже сыграть.
Вот так и играем «Содом…». А ведь Библейскую историю играем. Да осовремененную, да – все равно суженную до проблемы наркомании и ответственности каждого человека. Но ведь мы не просто говорим о проблеме, мы делаем на сцене РЕАЛЬНУЮ ЖИЗНЬ В БИБЛЕЙСКИХ ПРЕДЛАГАЕМЫХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ. Эти истории осознать также невозможно до конца. Они, как все Его Творение, всегда больше и объемнее. И создать что-то на сцене большее, чем просто понимаемое нами – это ли не цель! И не просто специально создать, а подготовить себя, свою душу к этому броску, выходу в более реальное, огромное.
Все художники учатся рисовать, знают законы живописи, цвета и т.д. Но появляется Да Винчи, и выходит картина, когда взгляд на картине, улыбка – выходит за рамки просто объяснимого, когда чувствуешь присутствие Божественного Промысла.
Так трудно всё в словах объяснить…
Ведь это факт, что артистам кажется, что они именно из себя творят на сцене. Это, конечно, да, правильно. Но творить надо не только из самим собой осознаваемого, но и стараться быть готовым, чтобы в тебе зажило нечто большее, чем ты сам понимаешь. Можно назвать это архетипическим, высшим, подсознательным и т.п. Не знаю…
Но меня раздражают артисты, которые говорят мне: «Я же всё, что вы говорили, делаю, почему вам не нравится» Да еще с претензией!
Не делаешь! Потому что то, что я делал, помогал, показывал во время репетиций, было не просто помощью тебе в определении обстоятельств пьесы, чтобы ты смог не врать и понимать, что происходит на сцене и шел от самого себя. А чтобы ты вдруг почувствовал, что благодаря этим предлагаемым обстоятельствам, действиям с партнерами и пространством и т.п. - в тебе, вернее, из тебя начинает выливаться наружу нечто большее, объемное, Великое, непостижимое тобой самим, но чувствуемое, вернее – предчувствуемое!
Конечно, чтобы осознать, вернее, почувствовать, что это с тобой происходит, надо и самому хоть что-то знать, чем-то быть обеспокоенным. Читать, знать! А не просто пребывать в обыкновенной жизни человеком, смирившимся с серостью и обыденностью жизни, и лишь приходя на сцену – выдающим что-то «великое». Да не будет! Если в жизни смирился, то и на сцене себя смирившегося и получишь! Нет боли внутри, нет зуда невысказанности – не будет и на сцене. Причем невысказанности – не в смысле, дескать, режиссер мне не дал роли, а каждый раз – ощущения своей бренности и жуткой никчемности и одновременно своей чувствуемой способности объять разумом и чувством Вселенную!

И это даже не для зрителя, может быть. Вернее – потом уже для зрителя. Ну как же?! Ведь играем столь удивительную историю, которая по своей значимости, знаковости, заложенным в ней символам – огромна и выше осознаваемого! А я, как актер, буду лишь довольствоваться, что низвел ее, пусть и до убедительно реального, но обыкновенного, НЕ СВЕРХ уровня!
Получается, что актер, играя спектакль, не просто себя, свои архетипы как бы освобождает, но пытается подняться над собой! Стать СВЕРХ понимаемого, как бы пытается понять замысел Бога, сотворившего конкретно тебя, тебя - вот этого человека! Ведь должен же быть смысл! И поднимаясь в спектаклях до ощущения Высшего Смысла и Высшей Гармонии, вернее на малую толику чувствуя ее, мы радуемся себе, познавшим себя в Божественном. Ведь если нет этого, пусть неведомого нам, Божественного смысла, то эта жизнь – просто необъяснимо, ужасающе бессмысленна! До крайности!

Какими же счастливыми должны быть актеры!..
Но это уже об ощущении Самости (по Юнгу)…

«О возможной постановке «Трехгрошовой оперы» Б.Брехта.

Психически больной человек может пойти к врачу-психиатру, или психотерапевту, и вылечиться, только если он сам захочет пойти, то есть он сам знает, что он болен и сознательно хочет исцелиться. Тогда при беседах и сеансах с врачом будет результат. И это, как пишут все психологи, единственно возможный способ – больной сам знает, что болен, и хочет исцелиться. Почему же сегодня всё человечество при всем понимании своей истории, при такой информации и информированности, зная, что вся его история – не какая-нибудь цепь действительно справедливых войн и утверждения единственно возможной правды на земле, а на самом деле есть только история борьбы амбиций, борьбы за власть, за богатство, сферы влияния и т.п. – почему человечество само не признает, что оно больно этими болезнями? Почему людей, целые народы всё равно запросто обвести вокруг пальца – дескать, нас обидели, мы должны воздать и т.п.?
Не так ли надо завернуть «Трехгрошовую оперу»? Ведь написана правда о человечестве, а преподносится Брехтом как якобы единственно возможная правда социальной справедливости через социализм и т.п. Это он, Брехт, так считал, но показал на самом деле даже в своей уверенности в этой идее – показал, что Человечество – это один огромный Сумасшедший Дом! Вот так интересно рассмотреть эту пьесу.

Письмо артистам по поводу репетиций «Месяца в деревне»:

Почему актеры хотят не попробовать по-новому осмыслить произведение, исследовать психологию человека в таком-то ключе, а сначала требуют доказать им, что такой взгляд на поведение людей имеет право на существование? Потому что не задумываются над этим и не хотят себя тормошить? Или вообще не видят в искусстве именно в этом смысл – по-новому раскрыть человека, увидеть его Тайну? Почему они заставляют каждый раз убеждать их в правомерности нового подхода? Почему скажем, находится все же хотя бы один творец рядом, актер ли, композитор, художник, которого не надо в этом убеждать, напротив, он как раз ждет, что ты его именно этим увлечешь?.. Назовем его «сам по себе увлечённый», к примеру.
Или в этом есть своеобразное удовлетворение собственной значимости некоторых актеров, дескать, ты там что-то придумал, а мне надо, чтобы ты меня убедил… Выходит, для них нет в этом их естественной цели в искусстве – обобщить, устроить нечто новое, новый СВОЙ взгляд на мир. (Так произошло в Петербурге с некоторыми «народными артистами», они прямо наудовлетворялись моими расшаркиваниями в том, что мой взгляд на историю поэмы и на причины именно такого поведения героев интересен!).
С другой стороны, конечно, актеры могут возразить, что в силу своей профессии им надо всё делать через себя, и пока они не почувствуют внутри себя правоту предлагаемого, они не смогут, дескать, отдаться этой идее. Значит, на первом месте стоят их страдания и самовлюбленность в свои «НАСТОЯЩИЕ» переживания, которые они, дескать, с настоящим рвением и претензией на талант исполняют? Но ведь других, «самоувлечённых», малочисленных, к сожалению, тоже не обвинишь, что они мало или не до самоотречения работают. Просто у них есть как аксиома то, что это они выбрали профессию и не к месту да и не солидно выпендриваться своими дардами/болями в том, что им приходится так высоко и усердно работать. Для них главное – суметь в каждой новой работе именно НЕ ЗАЗРЯ выкладываться, поэтому, для того, чтобы было не зазря, они и СРАЗУ ждут и ищут нового! А почему-то иному актеру позволено это кокетство и жеманство таланта, как будто «вынужденного» отдаваться зрителям. Да кто тебя просит!.. Иди и зарабатывай деньги другим способом! А раз уж полез в актеры, то бишь в искусство, так уж будь добр ИСКАТЬ ВМЕСТЕ С ДРУГИМИ И РЕЖИССЕРОМ то, что тебя заинтересует. А доходит до того, что тебе же еще предъявляют претензию, что «что-то не задевает», «не убедили». Да если бы все, что хочется сделать, можно было словами убедить и объяснить, проблем бы не было!!!
Эти мысли из-за того, что слишком мало времени остается до выпуска спектакля, а я до сих пор чувствую, что не все актеры взяли внутрь то, что предлагаю (не все, конечно). И не только потому, что, дескать, они пока не поняли, не почувствовали, а просто ЛЕНЯТСЯ это пропустить внутрь! А без этого осознания своего собственного АКТЕРСКОГО ПРЕДНАЗНАЧЕНИЯ – ДЕЛАТЬ КАЖДЫЙ РАЗ НОВОЕ И ВЕЛИКОЕ, ОНИ НЕ ПОЙМУТ И ЭТОГО ДЕЙСТВИЯ ПЕРСОНАЖЕЙ ПЬЕСЫ ТУРГЕНЕВА!!!
Мне каждый раз приходится не просто доказывать ВЫСОТУ переживаний и устремлений персонажей, но и доказывать актерам, в том числе молодым (а уж у них-то ДОЛЖНЫ быть высокие претензии, даже самоуверенность), что ОНИ САМИ С ТАКИМИ УСТРЕМЛЕНИЯМИ, убеждать их в том, что это в них есть!..
Или они, актеры, с маленькими требованиями к себе, или мир изменился, и все стали букашками…
Василина возразит и защитит актеров, наверное, тем, что это, действительно, трудные задачи ставятся актерам, и это им трудно сразу осознать. Но никто и не говорит, что это легко, речь о том, что не чувствуется от актеров УВЛЕЧЕННОСТИ И КАЙФА что-то большое и новое ПОЗНАТЬ. Как будто им навязывается труднейшая работа – делать что-то новое! Да ведь понятно же, что это новое! Новый взгляд на людей (пусть только для нас новый), новое в том, о чем можно играть, что можно исследовать. Пока (кроме Василины) никто этого КАЙФА НОВОГО ИССЛЕДОВАНИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ДУШИ И ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ПСИХОЛОГИИ не почувствовал. А один артист… вообще идет дальше – он делает вид, что это новое – для него как бы «пройденный» этап, и потому – не новое… Да где ж ты исследовал это?!
Это все-таки происходит от низкой (!) самооценки актеров!
А, скажем, другая «большая» работает так, как будто это просто новое действие, которое, также как и другие до этого, просто нужно выполнить, и все станет на места. Вот этого открытия НОВШЕСТВА ТАКОГО ДЕЙСТВИЯ почему-то не происходит.
Может я придумал не новое, а просто очередной «бред»? Тогда что делать с тем ощущением внутренней правоты развития самой пьесы, которая сулит ПОТРЯСАЮЩИЕ ОЩУЩЕНИЯ?
Конечно, нельзя во всем винить актеров. Они бегут навстречу на той скорости, на которую способны. Но является ли двигателем этого бега навстречу желание собственного НОВОГО осмысления себя, роли и т.п.? И является ли это желание нового – осмысленным и осознанным? Само желание, а не понимание сути данной конкретной пьесы. Я уверен, что если бы актеры сознательно желали и предчувствовали именно этот кайф нахождения нового чувства и нового хода в своей профессии, они бы уже давно, хотя бы на малость, ощутили этот кайф от Тургеневской жизни и пьесы.
Василина, вновь опять-таки, может стать на сторону молодых актеров, что они не то, что удовольствия от профессии, они еще свою профессию до конца не поняли. Согласен, но именно без этого эту профессию не понять! Как это – не удивляться начинающей жить внутри тебя новой и огромной жизни?! Огромной, интересной – вот этой цели у них нет. Они хотят сначала по-маленькому попробовать эту жизнь сыграть, а потом поразмышлять, являются ли эти устремления огромными и важными… Да они, эти устремления, уже в самой своей сути – ПРЕТЕНЦИОЗНЫЕ! И именно эту черту нужно понять, даже не понять, а захотеть исследовать с разбегу. Нельзя же, как говорил К.С. Станиславский, понять, что происходит с тобой в сальто, не попытавшись это сделать. Я говорю – прыгаем в сальто, а мне говорят – подождите, мы сначала на месте попробуем подпрыгивать, а потом, может быть, и сальто сделаем. Так уж хотя бы ХОТЕЛИ сделать сальто. А то – просто размышляют, вообще возможно сальто или нет… Не только возможно, а это и есть смысл существования этих героев – ДЛЯ САЛЬТО РОЖДЕННЫХ, НО СТРЕМЯЩИХСЯ ДОКАЗАТЬ (и самим себе), ЧТО ИМЕЮТ НА ЭТО ПРАВО, ЧТО НЕ ЛЫКОМ ШИТЫ. Даже когда в карты играют…
Опять-таки цитируя Станиславского, чтобы сделать сальто, надо хотя бы разбежаться, а потом уже решиться и прыгнуть. А сейчас актеры стоят на линии разбега и ждут, чтобы ты их убедил хотя бы бежать. Вот и бегаю я по этой дорожке, доказывая, что здесь МОЖНО и ЕСТЬ ПО ЧЕМУ разбежаться. А меня просят все время рассказывать про эту дорожку, а сами даже побежать по ней не хотят. Кроме Василины. Кто-то просто ходит с важным видом по этой дорожке, явно наслаждаясь тем, что он эту дорожку видит и знает, в отличие от других. А как насчет разбежаться по ней и прыгнуть?! Это потом? Когда, дескать, все до меня дорастут, до моего уровня видения дорожки? Да ведь самое главное – найти и почувствовать этот прыжок! На репетиции! И поискать РАЗНЫЕ варианты ПОЛЕТА!!! Время-то репетиционное уходит!!!
Понимаю, конечно, что это дело режиссера – объяснить, увлечь, доказать и т.п. Но! «Качество изображения на фотопластинке зависит не только от силы падающего луча, но и от светочувствительности самой пластинки»!..

Из бесед со студийцами

- Есть очень важное и присущее именно нашим спектаклям, нашему театру, нашему методу работы действие.
Надо не просто понять, а именно прочувствовать и каждому попытаться сформулировать для себя это действие, которое почти в каждом спектакле мы находим на уровне великого проживания – этого Устраивания чего-то большего, чем дает жизнь, нахождение в действии персонажей стремления реализовать себя или, скорее, устроить себе реализацию насыщенной жизни – это ЗАКОН, пусть подсознательно, жизни всех людей, а не только театральных персонажей(!). Очень трудное действие, очень интересное и дающее проживание глубокой жизни не только самим артистам на сцене, но и сопереживающим зрителям.